Публикуется по тексту: Бойс М. “Зороастрийцы. Верования и обычаи”. Перевод с английского и примечания И.М. Стеблин-Каменского. Послесл. Э.А. Грантовского. М., Главная редакция восточной литературы издательства “Наука”, 1988, 303 с.69-70.


ГЛАВА X. Под властью халифов

Завоевание Ирана арабами

Еще до того как Йездигерд III взошел на престол, арабы-мусульмане, одержимые фанатизмом и жаждой наживы, стали нападать на богатые страны, граничившие с их пустынями. В 636 г. они опустошили византийскую провинцию Сирию и вскоре после этого двинулись в Месопотамию, где столкнулись с войсками Сасанидского Ирана при Кадисии56. Упорное сражение продолжалось с переменным успехом несколько дней, но в конце концов арабы победили и захватили прославленную сасанидскую столицу Ктесифон. Еще две ожесточенные битвы открыли арабам путь на Иранское нагорье и сокрушили сопротивление Сасанидской империи.


56Кадисия находилась на краю безводной Сирийской пустыни, к юго-востоку от Евфрата (территория современного Ирака).

Йездигерд III убегал все дальше и дальше, спасаясь от преследования медленно продвигавшихся в течение нескольких лет арабских войск; отдельные провинции и города сопротивлялись арабам, подчинялись, восставали, вновь покорялись еще более жестоко и, наконец, сдавались. К тому времени, когда Йездигерд III был убит, на далеком северо-востоке, в Мерве, в 652 г. арабы владели уже большей частью Ирана, хотя сражения в более отдаленных областях продолжались до начала VIII в.

Арабы завоевывали Иран совсем не так, как это делал Александр Македонский, а в соответствии со следующими стихами Корана: “Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в Последний День, не запрещает того, что запретили Аллах и Его посланник, и не подчиняется религии истины, — из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными” (Коран IX, 29). Завоевание было предпринято, таким образом, не столько для того, чтобы обратить неверных, а для того, чтобы подчинить их и расширить сферу влияния ислама.

Считается, что под “людьми писания”, называвшимися также “людьми завета”, или зимми57, Мухаммед подразумевал иудеев, христиан и сабиев 58, которые имели приверженцев среди арабов. Мусульманские войска предоставляли им тройной выбор — смерть, ислам или уплата дани. Прочим неверным теоретически предлагалось только два выбора — смерть или принятие ислама. С завоеванными зороастрийцами, исходя из их большой численности, приходилось обращаться как с зимми (несмотря на сомнения, что они являются “людьми писания”, преобладавшие в течение столетий). Когда завоевание с его убийствами, обращением в рабство, грабежами и разрушениями закончилось, были заключены соглашения на местах, наподобие нижеследующего договора: “[арабскому предводителю] выплачено 500 тысяч дирхемов от населения Рея и Кумиса59 с условием, что он не будет никого из них убивать или обращать в рабство, не разрушит ни один из их храмов огня, что они будут приравнены в налоговом отношении к жителям Нехавенда” (Балазури II, 4). Арабы переняли сасанидскую налоговую систему с ее поземельным и подушным (названным арабами джизйа) налогами; последний и был превращен в специальный налог на неверных и в средство их унижения. “В руководстве обязанностей государственного служащего даются следующие указания по сбору подушного налога... Зимми... обязан стоять, уплачивая налог, а чиновник, получающий его, сидит. Зимми нужно дать почувствовать, что он занимает, когда платит налог, более низкое положение...В определенный день он лично отправляется к эмиру, назначенному для сбора подушного налога. Эмир сидит на высоком престоле. Зимми предстает перед ним, протягивая подушный налог на ладони. Эмир берет налог так, что его рука наверху, а рука зимми — внизу. Потом эмир бьет его по шее, а тот, кто стоит рядом с эмиром, грубо прогоняет зимми прочь... Народ допускается на это зрелище (Tritton, 1970, с. 227).


57Арабское зимми означает “находящийся под защитой у мусульман”.
58Сабии - упоминаемое в Коране название точно неидентифицируемой иудейско-христианской секты.
59Рей (древняя Para) — город неподалеку от нынешнего Тегерана; Кумис — область к востоку от Рея.

Постепенно выработались законы и ограничения, регулировавшие жизнь зимми и подчеркивавшие их полностью приниженное положение; все же при первых правоверных халифах, если зимми платили налоги и соблюдали законы, они были по большей части предоставлены самим себе. Так, Абу Бакр приказывал: “Если провинция или народ признают тебя, то заключи с ними соглашение и держи свое обещание. Пусть они руководствуются своими законами и установленными обычаями, собирай с них дань так, как договоришься с ними. Оставь им их религию и землю” (Tritton, 1970, с. 137). Далее законоведы утверждали, что только мусульмане могут быть полностью нравственными, а неверных можно оставить в их беззакониях, пока они, разумеется, не досаждают своим повелителям. От каждой зависимой

общины требовалось избрать представителя, с которым могли бы иметь дело мусульманские должностные лица, и в такой огромной стране, как Иран, должно было быть множество таких местных руководителей. Что касается зороастрийцев Ирана, то Сасаниды, по-видимому, хорошо выполнили свои обязанности, и организованная община с верховным главой, пребывающим в Парсе, сохранялась после арабского завоевания. При последующих халифах засвидетельствован титул Худинан пешобай — “Глава [обладающих] благой верой” — для арабов, вероятно, просто “Глава магов” или же (более презрительно) “Глава гебров”. (Слово гебр60, означающее, возможно, “неверный”, в Иране стало применяться специально в отношении зороастрийцев.)


60Персидское слово габр - “гебр, неверный, зороастриец” считается старым заимствованием из арабского кафир — “неверный” (предлагаются и иные объяснения, возводящие слово габр к иранским корням). Русское гяур — “иноверец (у мусульман)” заимствовано через турецкий язык из персидского.


Иран после арабского завоевания

Побуждения и препятствия к принятию ислама

Многие зороастрийцы, оказавшись подчиненными и униженными, могли продолжать по-прежнему исповедовать старую веру. Ужасы завоевания остались позади, но участь древней религии в ее столкновении с исламом была уже решена. Власть и мирские привилегии принадлежали теперь победоносным поклонникам Аллаха, и, очевидно, постоянный приток новообращенных, порой добровольно, порой насильно, присоединялся к новой вере, потому что, хотя официально проводилась политика равнодушного презрения к неверным, всегда находились мусульмане, стремившиеся обращать в свою веру и готовые использовать для этого любые средства.

Так, сообщается, что после завоевания Бухары предводитель арабов Кутейба трижды обращал жителей города в ислам, “но они (повторно) отрекались и становились неверными. В четвертый раз, когда он сражался и захватил город, он установил там ислам с большим трудом. Он вселил ислам в их сердца, а (их религию) всеми способами затруднил... Кутейба счел нужным приказать жителям Бухары отдать половину домов арабам, чтобы те жили вместе с ними и знали об их настроениях. Тогда они были бы обязаны стать мусульманами... Он построил мечети и искоренил следы неверия и убеждений огнепоклонников. Он воздвиг большую мечеть и велел жителям молиться в ней по пятницам... На этом месте был храм... Он повелел объявить: „Кто придет на пятничную молитву, тому я дам два дирхема”” (Наршахи, 10—11). Население городов, в которых поселились арабские наместники, было особенно подвержено таким принуждениям; один за другим большие городские храмы огня превращались в мечети, а горожан заставляли принимать ислам или спасаться бегством.

Одним из обычных побуждений для принятия ислама было предоставление свободы рабу, который становился мусульманином (а многих персов арабы обратили в рабство). Других побуждала отказываться от старой веры унизительность сборов подушного налога, что вызывало негодование сборщиков. “Мне стало известно, — писал один арабский наместник местному должностному лицу, — что жители Согда.... не стали искренними мусульманами. Они приняли ислам только для того, чтобы избежать подушного налога. Расследуй это дело и узнай, кто обрезан, исполняет все предписания веры, искренен в своем обращении в ислам и может читать стихи Корана. Такого человека освободи от налога”.

Сообщается, что в результате этого расследования семь тысяч согдийцев отказались от исповедания ислама (Dennet, 1950, с. 120—121). Но если человек формально становился мусульманином, отрекаться было уже опасно, так как законоведы считали, что наказанием за отречение является смерть. Дело, представленное на рассмотрение Худинан пешобая в IX в., начинается: “Человек, снявший свой пояс-кусти, раскаялся через год. Но он не может снова надеть кусти из-за страха за свою жизнь...” (Ривайат Адурфарнбага LII). Кусти был явным внешним признаком приверженности старой вере. Табари рассказывает, что арабские сборщики налогов в VIII в., издеваясь над зороастрийцами, срывали с них священные пояса и в насмешку наматывали им на шею.

Хотя многие обращения в ислам были вынужденными или же продиктованными личной выгодой, дети новообращенных вырастали уже в лоне новой веры, с детства учась произносить арабские молитвы вместо авестийских, и с каждым поколением число иранцев, не знающих иной веры, кроме ислама, возрастало.

Среди новообращенных, в свою очередь, были такие, которые сами становились ярыми пропагандистами новой религии или для того, чтобы приобрести поддержку большего числа людей, или же просто из миссионерского рвения, ведь не все, кто принимал ислам, поступали так из корыстных соображений или по принуждению. Одни были уверены в том, что победа мусульманского оружия доказывает правильность мусульманского учения, а другие поддавались уговорам религиозно настроенных арабов. Учение раннего ислама привлекало простотой, а некоторые важнейшие представления, например вера в ад и рай, в конец мира и в День Суда, взяты из зороастризма, а потому хорошо знакомы, так же как и некоторые мусульманские обряды: пятикратная ежедневная молитва (тоже заимствованная из зороастризма), отрицание изображений, обязанность давать подаяние.

Все это сопровождалось поразительно простой религиозной жизнью, не нуждавшейся в жрецах. Принимая ислам, зороастриец разом освобождался от многих церемоний и обязательств, которые от колыбели до могилы привязывали его к жрецам; для людей мыслящих привлекательность заключалась еще и в том, что, будучи новой религией, ислам еще не успел разработать свою собственную жесткую схоластическую догматику, а потому меньше сковывал независимое мышление. Женщины тоже, хотя в дальнейшем они во многом проиграли от ислама, сразу же почувствовали преимущества новой веры, освобождавшей их от соблюдения законов очищения, столь строго стеснявших их в обыденной жизни.

И все же многое удерживало иранцев от принятия семитской религии. На поверхностном уровне это обычаи и привычки, верность религии предков, которая по сути своего учения и нравственному значению нисколько не уступала в величии новой вере. Ислам был чужим, навязанным грубыми завоевателями, учением со священным писанием на иностранном языке. Он принес обычаи, непривычные для иранцев: обрезание, законы о чистом и нечистом мясе61, воздержание от вина, поклонение далекому священному камню — Каабе.


61Имеется в виду мусульманский запрет на мясо свиней и некоторых других животных, а также птиц, то есть деление пищи на “дозволенную (по шариату)” и “запретную”.

На более глубинном уровне обращение означало изменение дуалистической религии, заключавшейся в почитании мудрого существа, действия которого были полностью справедливы и доступны пониманию, на веру, требовавшую подчинения непостижимому, всемогущему богу, веления и намерения которого оставались за пределами человеческого разумения. Это коренное отличие мусульманского и зороастрийского богословия отражается в манерах моления: если зороастриец стоит, выпрямившись, перед милостивым господом, то мусульманин падает перед Аллахом на колени, касаясь земли лбом62.


62Во время земного поклона (сэдждэ), составляющего непременный элемент каждой молитвы-намаза, следующие части тел должны касаться земли: пальцы ног, колени, ладони рук, нос и лоб.

Зороастризм с его объяснением мирских горестей, с его твердой верой в индивидуальное и всеобщее спасение в день Страшного Суда имел свои сильные стороны, и зороастрийские жрецы были в состоянии с такой же твердостью противостоять мусульманам, с какой они ранее противились проповеди христиан. Теперь ислам пользовался поддержкой светской власти, и дискуссия всегда могла внезапно закончиться казнью противника.

Даже для самого ничтожного зороастрийца, обращавшего больше внимания на привычные обряды, чем на теологию, оказалось достаточно много утрат в отказе от старой религии. Нужно было отречься от многочисленных добрых божеств, к которым зороастрийцы прибегали за помощью, и пренебречь их святилищами. Вместо празднования священных дней со многими радостными обрядами в обиход вошли пятничные молитвы и проповеди в мечети перед лицом каменной кыблы63 вместо ярко пылающего пламени. Неудивительно поэтому, что Иран по большей части оставался зороастрийским при первых четырех правоверных халифах (632—661).


63Кыбла - направление на Мекку, лицом к которой следует обращаться при совершении намаза; в мечетях кыбла отмечается арочной нишей — михрабом (из кирпичей, камня).

Затем власть в мусульманском мире захватили Омейяды (661—750), которые перенесли свою столицу в Сирию. Период их правления называют эпохой арабского империализма, и в это время не чувствовалось давления на покоренные народы с целью обращения их в ислам, исключая краткое царствование набожного Омара II (717—720). Тем не менее яркий пример насилия показал в то время арабский наместник Ирака, который назначил специального уполномоченного для надзора за разрушением храмов огня по всему Ирану, независимо от договорных обязательств. Руководствуясь полученными указаниями, уполномоченный пощадил священные огни тех храмов, прихожане которых смогли откупиться от него достаточной суммой денег. Так, сообщается, что ему удалось набрать сорок миллионов дирхемов, что свидетельствует о большом количестве существовавших храмов огня и о преданности молившихся в них верующих.

Ислам укореняется в Иране

Внезапный удар по старой религии был нанесен при Омейядах, когда в правительственных учреждениях использование среднеперсидского языка и пехлевийского письма заменили арабским. Это преобразование, введенное около 700 г., подчеркивало прочность арабского присутствия в стране и принуждало к широкому распространению знания арабского, священного языка ислама. Распространение арабского языка воздвигло еще одну преграду между иранцами-мусульманами, которые охотно изучали свой священный язык, и зороастрийцами, питавшими отвращение ко всему исламскому.

Арабский язык вскоре стал и языком изящной словесности, на него был переведен ряд среднеперсидских сочинений. Наиболее известным тружеником на ниве перевода был Розбех, сын Дадоя, прозванный “Увечным” (ал-Мукаффа)64, который неохотно принял ислам и служил в правительственной канцелярии по сбору налогов в Басре. Одним из сочинений, переведенных им на арабский язык, стала великая сасанидская хроника — Хвадай-Намаг (“Книга царей”), которую впоследствии мусульманские историки выборочно использовали как основу для составления своих описаний мировой истории. Древние мифы и героические предания, сохраненные зороастрийскими жрецами, лишены религиозных ассоциаций, так что знатные иранские роды, принявшие ислам, могли продолжать возводить свое происхождение к героям иранских исторических хроник, не возбуждая подозрений в своей приверженности новой вере. Так было подорвано защитное прикрытие зороастризма — уникальность его связей со славным прошлым Ирана.


64Розбех - писатель и переводчик, принявший имя Абдаллаха и известный как ибн ал-Мукаффа, родился в 724 г. и был казнен в 759 г.

Еще один удар последовал, когда иранцы-мусульмане сумели создать предание, согласно которому ислам предстал как частично иранская религия (каковой он и являлся в очень отдаленной перспективе), и национальная гордость тем самым была удовлетворена. В этом предании фигурировал исторический персонаж, перс Салман ал-Фариси, который отрекся от зороастризма в пользу христианства, а затем примкнул к Мухаммеду и стал членом его семьи. Воздействие его влияния могло быть сильно преувеличено иранскими мусульманами. Еще одним важным элементом иранизации ислама стала легенда о том, что Хусейн, сын Али (четвертого праведного халифа) и внук Мухаммеда от дочери последнего Фатимы, женился на пленной дочери сасанидского царя по имени Шахрбану (“Госпожа страны”). Это полностью вымышленная фигура, имя которой восходит, видимо, к культовому эпитету Ардвисуры Анахид. Шахрбану будто бы родила Хусейну сына, четвертого шиитского имама. Шииты или “партия” Али65 предъявляли претензии на то, что власть в халифате по праву принадлежит Али и его потомкам, но незаконно отобрана у них Омейядами. Многие новообращенные иранцы примкнули к шиитам, что позволило им оказывать сопротивление Омейядам с их жестокими поборами и узким арабским национализмом и поддерживать притязания сасанидского царского дома и его наследников через Шахрбану, а следовательно, не одни только зороастрийцы оставались патриотами, верными традициям прошлого.


65Название одного из двух главных направлений ислама (суннизм и шиизм) происходит от слов “ши'ат Али”, то есть “партия Али”.

В VIII в. движение шиитов усилилось, поддерживаемое сторонниками рода Аббасидов, соперников Омейядов, и наконец переросло в открытое восстание, которое привело к победе Аббасидов в 750 г. Новые халифы, опиравшиеся в основном на поддержку иранцев, проявляли по отношению к ним особую благосклонность. В своей столице Багдаде они возродили традиции сасанидского двора и правили с царственным великолепием, сохраняя династию, по крайней мере номинально, вплоть до 1258 г. Персы при новом правительстве занимали много государственных постов, и широкие возможности преуспеть в жизни, открывшиеся перед иранцами-мусульманами, сделали еще более явной всю невыгодность приверженности зороастризму. Антагонизм между арабами и неарабами исчез, а между мусульманами и немусульманами усилился. Тем не менее в зороастрийских книгах на протяжении столетий сохранялось прежнее выражение, что принять ислам — значит “стать неиранцем (анер)”, что было своего рода ругательством.

Аббасиды не только возродили пышность сасанидского двора, но и подражали сасанидскому авторитаризму в религиозных делах. (В этом и других подобных случаях можно только догадываться о той роли, которую сыграли зороастрийские жрецы, ставшие мусульманами.) Аббасиды начали свое правление с преследования еретиков, и хотя их рвение было, разумеется, направлено больше против сектантов-мусульман, чем против презренных зимми, но более суровые меры они принимали и против иноверцев. Все же зороастрийцы оставались еще достаточно многочисленными для того, чтобы их глава Худинан пешобай продолжал пользоваться уважением и некоторым влиянием.

Позднее при Аббасидах один из зороастрийских жрецов, занимавших этот пост, даже принимал участие в религиозном диспуте при халифском дворе. Это произошло во время правления свободомыслящего халифа Мамуна, завоевавшего себе иронический титул “Повелителя неверных”. Но даже он энергично поощрял распространение ислама и приказывал своим военачальникам в Хорасане совершать набеги на соседние области против народов, еще не принявших новую вару. Из-за жестокости по отношению к неверным и чрезмерного покровительства мусульманам-персам Аббасиды оказались на деле смертельными врагами зороастризма, и именно в период их правления ислам укоренился и начал процветать повсеместно в иранских странах. Одновременно ислам все более и более зороастрианизировался, усваивал элементы зороастризма, заимствуя похоронные ритуалы, законы очищения, развивая культ святых вместо почитания божеств.

Шииты также придумали образ, заменивший в их мечтах и стремлениях фигуру Спасителя. Разочарованные тем, что Аббасиды не восстановили власть потомков Али, шииты продолжали рассматривать их как истинных имамов или вождей, наделенных особой божественной благодатью, наподобие царственной благодати-Хварэна. Из девяти имамов, ведших свое происхождение от Хусейна (предположительно от брака с Шахрбану), восемь погибли насильственной смертью, но девятый, как считалось, чудесным образом исчез в 878 г. Он и есть “скрытый”, или “ожидаемый”, имам, который, подобно Спасителю, появится в конце времен, восстановит истинную веру и наполнит землю справедливостью. Такие изменения и заимствования облегчали пути к вероотступничеству, упрощая для иранцев принятие семитской религии.

Зороастрийцы Ирана IX в.

В IX в., спустя семь поколений после арабского завоевания, зороастрийцы все еще составляли существенное меньшинство населения, и кое-что о них сообщается мусульманскими авторами, главным образом аббасидскими должностными лицами. Так, Абу-Зейд ал-Балхи писал об области Фарс (древнем Парсе): “Зороастрийцы сохранили книги, храмы огня и обычаи времен своих царей благодаря непрерывавшейся преемственности; они придерживаются древних обычаев и соблюдают их согласно своей религии. Нет больше другой страны, где бы зороастрийцы были бы столь многочисленны, как в Фарсе, потому что эта область является средоточием их владений, обрядов и религиозных книг” (Nyberg, 1958, с. 9).

Соседний Керман стал преимущественно мусульманским впервые при Саффаридах (869—903), и в конце X в. все еще было много зороастрийцев в области Джибал66. Далее к северу в городах Табаристана (где Гушнасп когда-то оказывал сопротивление Ардаширу) местная династия сохраняла старую религию до середины IX в., когда князь Мазьяр поднял восстание в отчаянной попытке возвратить прежние порядки67. Восстание подавили, а в 854 г. другой правитель Табаристана подчинился наконец требованиям халифа “разорвать зороастрийский пояс и принять ислам” (Ибн Исфандияр, с. 157).


66Джибал - гористая область в центральной части Ирана, включавшая города Хамадан, Рей, Исфахан.
67Восстание табаристанского князя Мазьяра относится к 839 г. Впоследствии Табаристан (современный Мазендеран) подпал под власть Тахиридов.

В это время еще можно было увидеть храмы внушительных размеров, в которых продолжали гореть священные огни. На северо-западе страны за огнем Адур-Гушнасп, который находился в святилище, расположенном на вершине холма, ухаживали до середины Х в., а на юго-востоке священный огонь Каркой поддерживался до XIII в. Географ Казвини оставил описание этого храма. Оказывается, у него был двойной купол, увенчанный рогами животного, напоминающий гигантского быка. Казвини писал о многочисленных служителях этого вечного огня. Жрецы благоговейно поддерживали его сухой древесиной тамариска. При этом они прикрывали рты и пользовались серебряными щипцами.

По истории общины IX в. имеются также и зороастрийские источники, ведь значительную часть дошедшей до нас пехлевийской литературы составляют произведения, сочиненные или переработанные именно в то время — в первые столетия мусульманского господства, когда зороастрийцы еще сохраняли средства и способности для какой-либо творческой деятельности. Ею руководили сами Худинан пешобаи, из сочинений которых их можно определить как членов одной семьи.

Представители ее занимали пост главы зороастрийской общины более ста пятидесяти лет. Первым стал известен Адурфарнбаг Фаррохзадан, выдающийся религиозный деятель, живший при халифе Мамуне (813—833) и искусно защищавший зороастризм на диспуте при его дворе. Ему наследовал его второй сын Зардушт, который, как предполагают, поверг в уныние свою общину, отрекшись во время правления Мутаваккиля (847—861) и став одним из приближенных халифа. Так ли это было или нет, но его сын Вахрамшад остался непреклонным, и он дважды упоминается в качестве авторитета по зороастрийским законам. Должность Худинан пешобая затем досталась его сыну Гошнджаму. У последнего было четыре замечательных сына, один из которых, Манушчихр (расцвет его деятельности относится примерно к 881 г.), наследовал пост отца.

Сохранилось три письма, написанных Манушчихром (к сожалению, сложным, запутанным стилем), а также его сочинение Дадестани-Диниг (“Религиозные решения”), в котором разбираются вопросы мирян относительно религии и богослужения. “Религиозные решения” проливают свет на трудности, которые испытывала община в те времена. Так, миряне спрашивают Манушчихра: почему верующим выпало на долю столько зла и почему именно добрые страдают? Насколько тяжелы грехи тех, кто отрекается от религии поклонения Мазде ради “чужеземной и злой веры”? Позволительно ли вести куплю и продажу с неверующими “неиранцами”? Становятся очевидными увеличивающаяся бедность общины и трудности, которые она испытывает в поисках достаточного количества ученых жрецов.

Манушчихр поучает, выносит решения и призывает верующих твердо придерживаться законов религии так как последние были истолкованы авторитетами древности. Он глубоко убежден в том, что зороастризм сумеет выжить и исполнить свое назначение как носитель божественного откровения лишь тогда, когда будет строго хранить традиции и избегать изменений и приспособленчества. Эта его уверенность ясно выражена в письмах Манушчихра, вызванных намерением младшего брата, Задспрама, сократить обряд очищения-барашном. Основное возражение против этого нововведения по мнению Манушчихра, заключается в том, что ему недостает законности, а потому проведенное новым способом очищение недействительно. Манушчихр был потрясен самонадеянностью Задспрама, осмеливавшегося вводить такое новшество по своей инициативе. Он настаивал на том, что в религиозных обрядах нельзя ничего изменять не только без его одобрения, но и без согласия других видных зороастрийцев эпохи. Должны быть совещания и соглашения между “жрецами, являющимися главами и вождями общин... членами советов из различных провинций” (Послание Манушчихра I, IV, 12, 14). Свидетельство ясно указывает на то, что зороастрийцы еще держались вместе. Различные местные общины явно надеялись на руководство персидского верховного жреца, и Манушчихр мужественно прилагал усилия для того, чтобы отразить “наказания и несчастья” и предотвратить незаконный захват храмов огня для превращения их в мечети — но это, очевидно, безжалостно продолжалось.

Отступление Задспрама от традиций, видимо, этим и ограничилось. Он считался усердным ученым, и его единственное сохранившееся сочинение “Избранное” (“Визидагиха”) свидетельствует о том, что в целом Задспрам был консервативен. Это сочинение — тексты, отобранные большей частью из Зэнда, н касаются они четырех тем: космогонии и космологии, жизни Зороастра, физиологии и психологии людей и, наконец, эсхатологии. Выбирая отрывки, автор стремился привлекать такие места из источников, в которых цитировались греческие ученые, и пытался привести все в соответствие с зороастрийской схоластической традицией. Этим его космографический раздел отличается от соответствующей части Бундахишна, растянутой компиляции из Зэнда, которая была переделана и расширена племянником Задспрама — Фарнбагом Ашавахиштом. Сравнение двух этих сочинений с работами арабских географов IX в. показывает, что древние мифы препятствовали развитию зороастрийской науки.

Бульшая часть других дошедших до нас сочинений IX в. связана в основном с практикой. Они касаются ритуала, законов чистоты, права или повседневных обрядов, или же авторы в них пытаются дать ответ на затруднительные ситуации и проблемы своего времени. Так, есть несколько небольших книг для мирян, включающих простые положения веры или же повествующих о таких предметах, как символизм кусти, действенность и значение разных религиозных служб. В этих книгах жрецы, пытаясь укрепить мирян против тех, кто обращает их в другую веру, вновь и вновь призывают верующих повторять: “Я не должен сомневаться...” Все эти сочинения написаны на среднеперсидском языке (свободном от арабских заимствований) трудным пехлевийским письмом, но если их читали вслух, то, конечно, миряне легко понимали текст.

Некоторые из них и сами писали и читали на пехлеви, и один из них, Марданфаррох, сочинил в IX в. “Рассеивающее сомнение объяснение” (Шканд-гуманиг-Визар) тщательно обоснованную книгу в защиту веры. В ней автор разъяснял, что, сравнив учение зороастризма с другими верами, он убедился в основополагающей истине откровения Зороастра, поскольку оно призывает человека поклоняться Творцу, заботящемуся обо всех своих семи творениях. Не Творец причиняет страдания своим творениям, как это, по мнению Марданфарроха, приписывали всемогущему богу иудеи, христиане и мусульмане. Он отрицает также пессимистический дуализм манихейства и приходит к выводу, что только убеждения зороастризма приемлемы для справедливых и разумных людей.

Доказательства истинности учения приводятся и в Динкарде (“Деяниях веры”) — самом длинном из существующих пехлевийских сочинений. Эта огромная компиляция (написанная, к сожалению, по большей части таким же трудным слогом, как и письма Манушчихра) сначала была начата известным Худинан пешобаем Адурфарнбагом Фаррохзаданом, затем переработана и расширена его потомком Адурбадом Эмеданом, который, вероятно, занимал ту же должность в конце IX в. Она содержит разнообразный материал, а в конце включает краткое изложение содержания девятнадцати книг Большой Авесты и детальный анализ трех из них.

Сасанидская Авеста включала двадцать одну книгу, но Адурбад утверждает, что в его время одна из них была полностью утрачена — то есть имеется в виду и авестийский текст, и комментарий (Зэнд), — а от другой книги сохранился лишь авестийский текст, краткого изложения которого он не приводит. Можно только предполагать, как произошла эта утрата. Персидский список Большой Авесты хранился, возможно, в библиотеке какого-либо крупного религиозного учреждения в Парсе, вероятнее всего при храме Адур-Анахид в царственном Истахре, а Истахр сильно пострадал во время арабского завоевания. Он покорился арабам только после “ожесточенного сражения, применения осадных машин и убийства вследствие этого сорока тысяч персов и уничтожения большинства знатных семейств вместе с вождями воинства, укрывшимися там” (Балазури II,с. 389). Город остался опустошенным и безлюдным, и Масуди, посетивший его в IX в., описывал руины величественного храма огня с большими колоннами, стенами и рельефами (Масуди, с. 1403). Священный огонь, по сообщению Масуди, зороастрийцы унесли, а если им к тому же необходимо было спасать и священные книги, то нечего удивляться происшедшим утратам.

Среди двадцати сохранившихся книг Авесты был Вендидад, который претерпел теперь любопытное превращение, так что чтение его целиком стало частью ночного богослужения. Эта служба совершалась (в особенности после чьей-либо смерти) с целью изгнания сил тьмы, поэтому добавление к ней авестийского “Закона против дэвов” воспринималось, вероятно, как усиление ее действенности. Это единственный случай, когда жрецу разрешается пользоваться письменным текстом—все остальные части богослужения должны быть выучены наизусть. Возможно, обычай был введен для того, чтобы подтвердить зороастрийскую претензию быть “людьми книги” и тем самым избегать, жестоких преследований. Длинное ночное богослужение стало называться просто “служба Вендидада” или, короче, “Вендидад”.

Зороастрийцы Ирана Х в.

Это нововведение позднее и было сделано в Парсе. Такое заключение можно сделать из того факта, что, когда отцы-основатели общины парсов (происходившие из Хорасана, то есть с территории древней Парфии) в начале Х в. покидали Иран, они даже не взяли с собой рукописи Вендидада. Копии были им присланы из Ирана позднее. Мало известно о том, какие события заставили эту небольшую группу зороастрийцев покинуть родину и искать свободы вероисповедания в других странах.

По-видимому, они приняли такое решение во времена особенно трудные для зороастрийцев, когда стали возникать местные иранские династии, все ревностно мусульманские и довольно независимые. Среди них были Саманиды в Хорасане (874—999), претендовавшие на происхождение от Вахрама Чобена. (Сам Саман, как рассказывают, сменил зороастризм на ислам к концу VIII в., переубежденный аббасидским наместником Хорасана.) Вероятно, во время правления Саманидов группа зороастрийцев, жившая первоначально в городке Санджан, расположенном на юго-западе Хорасана, отчаявшись обрести мир и справедливость, отправилась на юг к порту Хормузд в Персидском заливе, где они в конце концов раздобыли корабль, чтобы перебраться за море. Согласно парсийским преданиям, переселенцы — мужчины, женщины и дети — провели девятнадцать лет на острове Див, прежде чем в 936 г. окончательно высадиться на побережье Гуджарата.

В течение столетий контакты между этими переселенцами “парсами”, или “персами” (так гуджаратцы, по давней традиции, называли всех приезжавших из Ирана), и зороастрийцами, оставшимися на родине, были эпизодическими. Однако понятно, что общие черты двух общин восходят к обычаям, характерным для всех зороастрийцев Ирана до миграции парсов. Так, религиозная терминология обеих общин (в отношении ритуальных сосудов, священных участков и т.д.) содержит примесь арабских слов, что свидетельствует об интенсивном влиянии арабского языка нa разговорный персидский после двух с половиной столетий мусульманского господства. В обеих общинах слово фэреште (“ангел”) обычно заменяет слово язад (“божество”), несомненно, в результате попыток отвергнуть мусульманские обвинения в многобожии. В обеих общинах не употребляется больше простой термин мог для жреца; любой священнослужитель низшего порядка, подготовленный для совершения основных религиозных церемоний, называется эрбад (парси эрвад). Звание мобад применяется по отношению к тем, кто прошел высшую подготовку, а верховного жреца называют дастур (“облеченный властью”).

Обе общины воздвигают покрытые сверху камнем башни, на которые кладут покойников. Эти башни называются старым словом дахма. Первое упоминание таких построек встречается в письме, написанном около 830 г. Худинан пешобаем Адурфарнбагом Фаррохзаданом зороастрийцам Самарканда, которые спрашивали его, как им следует поступать, пока строится новая дахма, а старая повреждена. Он ответил: “Пока не построена новая дахма, когда кто-либо умрет, нужно положить на поверхности старой дахмы маленькие камни, в углу, и на них поместить тело с [соответствующими] церемониями” (Dhabhar, 1932, с. 104—105).

Очевидно, обычай возведения погребальных башен имел широкое распространение в то время, но он, видимо, не древнее исламского периода, потому что, как кажется, не было никаких установленных традиций, определяющих использование этих башен. Возведение башни не позволяло видеть трупы, и предотвращало возможное раздражение мусульман (которые всегда готовы были напасть на зимми); в то же время высокое сооружение защищало мертвых от осквернения. Ранние башни в Иране и Индии были простыми, массивными зданиями круглой формы с высоким парапетом, заслонявшим каменную площадку. Там не сооружали постоянной лестницы, на похоронах использовали приставные лестницы, для того чтобы затруднить доступ вверх. В Иране, в некоторых общинах, обитавших вблизи гор, вершину холма ограждали высокой глухой стеной из сырцовых кирпичей.

В Х в. богатый зороастриец из Рея построил на холме дахму с большими трудностями и за немалые деньги, но в тот день, когда постройка была завершена, мусульманский служитель ухитрился на нее взобраться и прокричал с ее стен призыв к молитве. Под этим предлогом здание присвоили себе мусульмане (Сийасат-наме, с. 172). Мусульмане никак не могли использовать сооружение, но “травля габров” стала популярным развлечением, продолжавшимся в течение столетий, ею увлекались и халифы, и высшие сановники, и невежественный люд. Так, в Хорасане находилось известное зороастрийское святилище, где рос огромный кипарис68, посаженный, по парфянскому преданию, самим Зороастром. Халиф Мутаваккил срубил это глубокочтимое дерево в 861 г., несмотря на отчаянные мольбы зоро-астрийцев, чтобы получить древесину для строительства нового дворца. Но к тому времени, когда караван верблюдов, на котором переправляли дерево, доплелся до Ирака, Мутаваккил уже умер, убитый собственным сыном, что в глазах зороастрийцев было заслуженным возмездием.


68По всей видимости, здесь речь идет о древовидном можжевельнике или арче (Juniperus sp.), более распространенных и аборигенных для Хорасана представителях семейства кипарисовых.

Мучить собак — тоже один из способов досаждать зороастрийцам. В первоначальном исламе нет никаких следов враждебного отношения к собаке как к нечистому животному (теперь это мнение широко распространилось среди мусульман). В Иране такое отношение к собаке, видимо, поощрялось в связи с тем необыкновенным уважением, которое проявляли зороастрийцы этому животному. Вероятно, дурное отношение к собаке (подобно снятию пояса-кусти или плевку в огонь) являлось внешним признаком обращения в новую веру. Множество мучений, причиненных этим животным мусульманами в течение столетий, служат печальным примером жестокостей, к которым приводит религиозное соперничество.

Создание среднеперсидских сочинений пехлевийским письмом фактически прекратилось к Х в. С того времени зороастрийцы писали на современном родном языке, то есть на новоперсидском, с его арабскими заимствованиями, при помощи арабского алфавита. Поздние сочинения в основном являются вторичными и состоят и повторений и новых формулировок наставлений, и религиозных текстов, так как с неумолимым уменьшением численности в общине происходило истощение и материальных богатств, и интеллекта. (Был принят суровый закон, по которому один зороастриец, принявший ислам наследовал все имущество семьи, а его собратья лишались наследства.)

Непродолжительный период, когда Буиды установили свою власть над большей частью Ирана, зороастрийцы жили относительно спокойно. Эта династия претендовала на происхождение от сасанидского царя Вахрама V и была несколько милостивее к старой вере. У Буида Адуд-ад-Доула будто бы даже некоторое время секретарем оставался маг, а арабская надпись, высеченная на камнях в Персеполе, сообщает, что, когда в 955 г. этот правитель посетил тамошние развалины он заставил Марасфанда, мобада из Казеруна в Фарсе прочитать ему пехлевийские надписи. В Казеруне тогда преобладало зороастрийское население, и в начале XI там даже был зороастрийский правитель по имени Хоршед. Однако при исламе зороастрийцы никогда не жили в полной безопасности; в 979 г. в Ширазе произошло побоище между мусульманами и зороастрийцами, “в котором многие из последних были убиты, а их дома сожжены” (Tritton, 1970, с. 131).

В X в. один иранский вельможа в Хорасане (вероятно, как явствует из имен его родословной, правнук зороастрийца) созвал четырех ученых зороастрийских жрецов для переписки версии хроники Хвадай-Намаг пехлевийского письма на арабское, которая и была вершена в 957 г. Этот переписанный текст стал основой для поэмы Фирдоуси “Шахнаме”, завоевавшей огромную популярность и оживившей древние эпические предания и для зороастрийцев, и для мусульман. В результате сасанидская пропаганда распространилась окончательно по всей зороастрийской общине, так что и парсы (предки которых происходили с территории древней Парфии) стали считать, так же как и иранские зороастрийцы (происходящие в основном от персов), что Аршакиды незаконно захватили царство и предали забвению веру, которая сохранилась только благодаря “законным” и “правоверным” Сасанидам.

Во время передышки при Буидах община вновь обрела силы заняться календарем. Религиозный Ноуруз все еще праздновался первого числа месяца Адур, но добавлявшийся для совпадения этой даты с днем весеннего равноденствия дополнительный месяц, который должен был бы быть интеркалирован при Хосрове Парвезе, из-за войн и переворотов был пропущен, и Адур постепенно все отставал и отставал, так что к Х в. стал зимним месяцем. Это отставание привело к тому, что в 1006 г. первый день месяца Фравардин снова фактически совпал с днем весеннего равноденствия, и в этом году религиозный Ноуруз тоже праздновали 1-го Фравардина, а пять дней Гат были передвинуты назад, в конец месяца Спэндармад, и соответственно перешли все празднества-гахамбары. Парсы произвели те же изменения в календаре, общаясь, видимо, по суше с зороастрийцами в Систане. Для общины зороастрийцев Ирана это были последние календарные изменения вплоть до XX в.

Несколько ранее выдающийся мусульманский ученый Х в. перс Абд-аль-Джаббар (главный судья столицы Буидов Рея) усилил нападки на старую веру. Хотя в своих писаниях он вкратце упоминает об ортодоксальном зороастризме, основную полемику направляет он против зурванитов. Последние, беспомощные в своем богословии, казались более уязвимыми—ведь если, как утверждает Абд-аль-Джаббар (Monnot, 1974, с. 267), допустить, что бог (то есть Зурван) сотворил того, кто является первопричиной всякого зла (то есть Ахримана), то почему нельзя считать, что бог, как всемогущий творец, сотворил зло? Такова была его точка зрения как мусульманина.

Положение зурванитов в период после арабского завоевания оставалось в общем трудным. Ни следа этой ереси нет в сочинениях Манушчихра и его бра Задспрама, и необходимо специальное исследование чтобы обнаружить признаки зурванизма в каких-либо сочинениях других представителей этого семейств. Можно полагать, что руководство общиной попало персидским первосвященникам, которые отвергли ересь, выдвигавшуюся сасанидскими царями и их верховными жрецами. Мирянин Марданфаррох также ни словом не упоминает о зурванизме. Тем не менее зурванитское учение оживленно обсуждается в “Китаби-Уламаи-Ислам (“Книге мусульманских ученых”). Этот трактат, написанный на новоперсидском языке, составлен, видимо, начале XII в. Он содержит изложение для неких ученых мусульман зороастрийского учения в довольно темных и абстрактных выражениях, сделанное тогдашним Мобадан мобадом.

Существуют две версии этого сочинения, и в обеих из них время, называемое Заман, изображается как первопричина, благодаря которой “и Ормазд, и Ахриман были созданы” (Dhabhar, 1932, с. 452). Мобадан мобад признает, однако, что на этот счет среди зороастрийцев есть много различных мнений. Возможно, в наступавшие жестокие времена зороастрийцы оставили умозрительные рассуждения и община снова сплотилась вокруг первоначальных традиционных представлений полном разделении добра и зла. Зурванизм был, видимо, неизвестен парсам (как и следовало ожидать, поскольку они происходят с парфянского северо-востока В позднейших иранских сочинениях зурванизм едва упоминается, хотя один персидский жрец попытался окончить дело миром следующим объяснением: “Зороастр спросил Ормазда: „Когда мир был создан, что (уже) существовало?” Ормазд ответил: ,,В то время Я существовал и Ахунвар”. Ахунваром называли Зурвана” (Dhabhar, 1932, с. 438).

Завоевание Ирана тюрками и монголами

“Книга мусульманских ученых” была сочинена накануне нового страшного бедствия, до того, как над Ираном разразилась еще более ужасная буря. IX и Х века называют персидской интермедией, периодом “между арабами и тюрками”. В начале XI в. тюрки-сельджуки вторглись из Средней Азии в Хорасан, затем наводнили Иран и свергли все местные династии. Утвердившись в Иране, они с энтузиазмом приняли ислам. О зороастрийцах под владычеством Сельджукидов (1037—1157) известно мало, но многие, наверное, погибли во время завоевательных войн или же были насильно обращены в ислам в эти жестокие времена, когда “все пути были закрыты, кроме пути Мухаммеда”. После этого последовало еще более жестокое монгольское завоевание, покончившее и с Сельджукидами, и с поддерживавшимися ими аббасидскими халифами в Багдаде.

Монгольские орды безжалостно уничтожали все, что попадало им под руку; мусульман, зороастрийцев, иудеев и христиан убивали поголовно и без разбору. Это была катастрофа, “искры от которой разлетались вдаль и вширь, а боль была всеобщей”. О разорении Ирана монголами современный историк писал: “Потери, понесенные мусульманской наукой, никогда вновь не достигшей прежнего уровня, не поддаются описанию и превосходят все, что можно представить: были не только полностью уничтожены тысячи бесценных сочинений, но из-за большого количества ученых людей, либо погибших, либо едва спасших свои жизни, сама традиция истинной учености... была почти разрушена” (Browne, 1906, с. 463). Зороастрийцы пострадали не меньше, и именно тогда, должно быть, пропали последние большие собрания священных книг, включая все копии сасанидской Авесты. Все еще сохранявшиеся большие храмы огня, наподобие огня Каркой в Систане, были разрушены тогда же.

Через полстолетия после завоевания монгольский хан Газан (правил с 1295 по 1304 г.) стал мусульманином, и новообращенные монголы снова пополнили ряды последователей ислама, которые их деды так беспощадно сократили. Для зороастрийцев, ставших убывающим меньшинством, когда уже разразилась буря, такого пополнения поредевших рядов не последовало, им пришлось испытать лишь новые страдания от религиозного пыла новообращенных. К счастью, Фарс во время его покорения монголами избежал разгрома69. Вокруг городских оазисов на севере этой области, около Йезда и Кермана, и группировались теперь зороастрийцы, находя здесь последние бастионы, в которых они могли бы еще сохраниться, проживая в бедности и безвестности.


69 Правитель Фарса атабек из династии Салгуридов Абу-Бакр ибн Саад Занги (правил во второй четверти XIII в.) спас свою вотчину, откупившись от монголов огромной суммой. Фарс остался единственной областью Ирана, уцелевшей во время монгольского нашествия.
 
 

Назад Наверх Далее
Web-дизайн: 2003 К.М.ПастуховаП.А.Свиридов